Себя боялась. Это страшно признать. Страшно думать, что семь лет могли быть другими. Больно. Ужасно.

Я не могла. А потом увидела у него в телефоне сообщение от той самой Ирины. Она спрашивала, когда он заедет в гости, к посланию прилагалось фото в сексуальном белье.

Прошло всего три дня после отпуска. Три дня после тех самых ночей!

Я оказалась права. Нет никакого смысла. Нет никакого тепла. Ничего нет. Только ненависть и боль.

– Давай колечки соберем, мам. – Марк начинает болтать ногами, и Миша ставит его на пол. – Давай? – подбирает мой браслет и кладет обратно на выдвинутую полку, привстав на носочки.

– Давай, – тру щеки и присаживаюсь рядом.

Спиной чувствую Мишин взгляд, и единственное, чего хочу, чтобы он ушел. Пусть он уйдет.

– Это в коробочку, да? – сын аккуратно кладет колье, наполовину вывалившееся из коробки, обратно.

– Да. Молодец, – Князев подсаживается рядом.

Отодвигаюсь немного подальше, а Марк в это время крепко обнимает меня за шею.

– Папа, я знаю, что надо, чтобы мама не плакала.

Миша вопросительно приподнимает бровь, а Марк чмокает меня в щеку.

– Поцеловать, – хохочет. – Папа, поцелуй маму, чтобы она не плакала.

– Марк, – крепко прижимаю его к себе, – это кто тебе такое рассказал? – перехожу на шепот, стараясь улыбаться.

– В садике, – отмахивается и, выкрутившись из моих объятий, повисает на Мише. – Папа, целуй. Целуй, – упирается ногами в пол и, обхватив руками Мишину шею, прогибается в спине, запрокидывая голову назад. – Па-па!

Князев начинает его щекотать, отвлекает. Марк визжит, а потом плюхается на попу.

Бросаю взгляд на мужа. Мурашки по телу.

Он меня дурой назвал. Цепляюсь за эти слова, как за спасательный круг.

Сочинил какую-то гадкую историю про Влада. Обвинил меня во всем, что с нами происходит. Будто у меня спрашивали, чего я хочу. Просто поставили перед фактом. Как я должна была к этому относиться? В ноги такому мужу кланяться и дифирамбы петь?

Он все семь лет жил с моей ненавистью и призраком бывшего? А я? Я как жила, он у меня хоть раз спросил?

Качнув головой, отворачиваюсь, а Марк в это время подкрадывается сзади, повисает на мне, смещаясь чуть вбок, и тянет к полу. Мы заваливаемся прямо на Князева.

Чувствую Мишину руку на своем плече, а Марк тут же лезет обниматься к нам обоим, вынуждая нас с мужем сидеть рядом.

Он прекрасно ощущает напряжение, что висит между родителями. Дети все тонко чувствуют. Он слышал наш скандал, и мы оба это понимаем.

Наверное, поэтому я придвигаюсь чуть ближе к мужу и кладу голову ему на плечо, чтобы Марк видел, что все хорошо. Он улыбается, а потом замирает буквально в нескольких сантиметрах от наших лиц.

– Ты больше не будешь прогонять папу? – спрашивает шепотом, тревожно мечась взглядом между мной и своим отцом. – Мам, не будешь?

– Нет, – облизываю сухие губы, – нет, конечно.

– Пап, а ты же не будешь больше ругать маму?

Князев треплет сына по голове и отрицательно мотает головой.

– Нет.

– Я вас люблю.

Марк выпячивает нижнюю губу и так смотрит, что у меня тут же слезы на глаза наворачиваются.

Чувствую, как Мишина ладонь чуть сильнее сжимает мое плечо. Он притягивает меня еще ближе. Я впечатываюсь ему в бок и протягиваю руки к Марку.

– Сыночек, – прижимаю ребенка к себе, – все хорошо. Мы рядом. И мы никогда больше не будем кричать.

Марк упирается лбом мне в грудь, подогнув коленки, и гладит пальчиками по предплечью.

Не хочу, но как-то так случайно бросаю взгляд на лицо мужа. У него глаза стеклянные. Он смотрит в одну точку, а когда замечает мое внимание, просто берет и обнимает нас с сыном. Крепко и… Будто как в ту ночь, с любовью, что ли…

Знаю, что это эмоции. Мы оба на грани. Все это мне, естественно, кажется, я просто хочу воспринимать происходящее как что-то, что действительно похоже на семью, о которой я мечтала. О счастье, которого у меня не было, обычного, женского счастья.

Да, я припоминала Влада, тыкала им Князеву. А как иначе? Я хотела видеть Влада своим мужем, не Мишу. Я мечтала о свадьбе и детях с другим человеком. Я забыть его не могла. Он мне снился. Я так надеялась, что все это ненадолго – наш с Князевым брак. Верила в то, что вот-вот все наладится.

Эта ужасная история закончится, и начнется другая – счастливая. С любимым человеком.

Верила, что стану свободной, но не стала.

Стоит ли об этом жалеть?

Глядя на сына, затрудняюсь ответить, ведь если бы не этот брак, у меня бы не было этого сладкого мальчика. Да, возможно, был бы другой ребенок. Но разве сейчас мне нужен другой?

Страшно представить, что вместо Марка был бы кто-то другой…

– Я сейчас, – Марк снова отбегает чуть в сторону, – не уходит.

Слышу топот детских ножек. Как хлопает дверь в детской.

На эмоциях не сразу соображаю, что до сих пор сижу с Князевым рядом, что его рука все еще на моей талии, а моя голова на его плече. Когда доходит, резко запрокидываю голову.

Сталкиваемся глазами.

Миша вытирает слезу на моей щеке кончиками пальцев, а у меня дыхание перехватывает.

– По-твоему, – произносит совсем тихо, – у нас и правда не было ничего хорошего?

Жму плечами. Что я могу на это ответить?

Нет, конечно, были и хорошие моменты. Они все связаны с сыном, иногда мне казалось, что мы и правда семья. В совместных отпусках, на прогулках, вот на этих вечных завтраках и ужинах…

В том отпуске. Теми ночами…

– Даш…

– Не знаю, – сцепляю пальцы в замок. – Я просто устала тебя ненавидеть. Устала притворяться, что счастлива.

Князев шумно выдыхает. Он так меня и не отпустил. Обнимает.

Чувствую его горячие ладони и мелко дрожу. Что происходит? Почему все это происходит?

– Во-о-от, – Марк бежит обратно с громкими криками с листиком в руке. Там, естественно, нарисованная им наспех картинка.

Я, он и Миша. Все держимся за руки, на небе огромное желтое солнышко.

– Это мы, – довольно вручает рисунок отцу в руки.

– Повешу у себя в кабинете в рамочку.

– Я тогда и маме нарисую, пусть она тоже повесит.

– Конечно, – улыбаюсь, рассматривая картинку.

– Папа, пойдемте на горку.

Марк юлой крутится вокруг нас.

– Ты и так сегодня упал, сынок. Давай завтра.

– Сейчас, мам. Пошли.

Муж первым поднимается на ноги и подхватывает с собой Марка. Мне протягивает руку. Выпрямляюсь, не игнорируя этот жест.

– У меня есть другая идея.

– Какая, пап? Сюрприз?

– Ну, можно и так сказать.

– А какой?

– Узнаешь. Мама, куртку нам возьми, – Миша смотрит на меня.

Я заторможенно киваю и иду в детскую за курткой. Потом соображаю, что, похоже, мы на улицу, и достаю Марку спортивный костюм, кроссовки и шапку. Со всем этим добром спускаюсь в гостиную.

– Давай переоденемся, – бросаю вещи на диван, пока Марк скачет по дивану. Миша в это время складывает что-то из холодильника в пакет.

– Я так, мам.

– Нет. Давай, – киваю на костюм, – переодеваемся.

Сын недовольно морщит нос, но снимает пижамную рубашку.

Помогаю ему одеться, чтобы было быстрее. Липучки на кроссовках он застегивает сам. Змейку на куртке тоже.

– Я готов, пап.

– Отлично. Даш, на твоей машине поедем.

– Ладно.

Лишних вопросов не задаю, потому что чувствую вину перед сыном. Беру ключи, надеваю куртку и ботинки.

Миша вытаскивает из гаража еще один пакет. Только гораздо больше.

Марк пытается заглянуть, что там, но Миша не дает.

– Потом. В машину забирайся, – открывает для сына дверь и берет из моих рук ключи. За руль садится сам.

Мы едем минут двадцать, Марк ерзает в детском кресле в ожидании.

Когда приезжаем в поле, расстраивается. Видимо, ждал чего-то другого.

Но, когда Миша наконец вытаскивает из багажника тот огромный пакет, в котором лежит воздушный змей, сын визжит от восторга.

– Ветра нет, – говорю так, чтобы Марк не услышал.